Марик слонялся без дела.

Вчерашний день, помимо неудачного посещения министерства, принес еще одно огорчение.

По дороге из министерства Иогансон и Шкатулка собирались пойти в полицейский участок — узнать что-либо о господине директоре. А вдруг его вообще сразу и выпустят?

В ту ночь, когда директора арестовали, Иогансон и Хоп пытались что-то выяснить, однако усач заявил им, что все справки относительно арестованного они получат только на следующий день после обеда. А пока полицейский пригрозил, что излишняя настойчивость приведет к ухудшению участи арестованного.

— Будете слоняться ночью у окон тюрьмы — я могу решить, что вы задумали организовать побег. Приходите завтра после обеда в участок. Стол справок полиции к вашим услугам.

Однако еще издали они увидели, что окна полицейского участка были закрыты белыми ставнями с нарисованной на них короной, на дверях висел большой амбарный замок. У стены на лавочке сидела Казимира с большой сумкой в руках.

— Ой, это вы, — обрадовалась она, завидев товарищей. — Ну рассказывайте, есть надежда?

— Казимира, — удивился Иогансон, — а ты что тут делаешь?

Казимира слегка порозовела.

— Я подумала — вдруг тут очередь. Решила прийти пораньше, занять. А то вдруг его там плохо кормят. Так я испекла пирожков. С капустой. Он такие любит, — совсем тихо закончила Казимира. И губы ее задрожали: — А тут закрыто и спросить не у кого…

Четверо циркачей побродили вокруг в надежде найти расписание работы полиции.

Однако никаких объявлений вывешено не было.

Они уже уходили, как вдруг из-за забора соседнего дома кто-то свистнул.

Марик поднял глаза и увидел, что на заборе сидят двое мальчишек.

— Эй, это мы вам свистим, — сказал старший из них. — Вам небось полиция нужна? А зачем?

— А вы что, из цирка? — поинтересовался мальчик поменьше, в большой кепке.

— Из цирка, из цирка. Куда подевалось все полицейское управление?

— Так у них у всех отпуск по болезни. Вот и нет никого.

— Заболели все разом?

— Нет, — покачал головой мальчик в кепке, — заболела дочка у помощника начальника. Лежит она, значит, болеет, а папаша рядом сидит, кормит ее компотом с ложечки. Ну и никто на службу не ходит теперь. Раз папаши нету.

— А вам, наверное, надо было про вашего узнать? — вступил в разговор старший мальчик. — Так ваш в городской тюрьме. Его туда сегодня утром перевели, сперва-то он в полиции сидел, в подвале. А теперь он в «Альматрасе». Хотите покажем, где это?

Мальчики спрыгнули с забора:

— Пошли, это вон туда.

Городская тюрьма под названием «Альматрас» располагалась на соседней улице. Зарешеченные окошки камер выходили прямо в нарядный палисадничек, полный цветущих пионов и ирисов.

— Вона то крайнее окно — там сидит ваш. — Мальчик тихонько свистнул: — Эй, циркач!

— Господин директор! — позвал громким шепотом узника Иогансон.

В окне показалось лицо господина директора.

— Ой, — сказал директор радостно, — это вы! Ну как там дела?

Иогансон, вздыхая, в нескольких словах рассказал про посещение министерства. То, что Пе стал министром, крайне встревожило господина директора.

— Боюсь, друзья, — сказал он, прижавшись лицом к решетке, — что меня будут держать здесь долго… Пе постарается. Но может быть, вам удастся придумать какой-то цирковой номер так, чтоб он пришелся по вкусу принцессе? По крайне мере, вы хоть не будете голодать. Меня-то здесь кормят отлично.

— Рассказывать про физику, показывая опыты вместо фокусов? — грустно спросил Иогансон.

Шкатулка вступила в разговор:

— Господин директор, мы обязательно что-нибудь придумаем. Потерпите еще немножко, хорошо?

— Хорошо, — кивнул директор. — Если бы душа за вас не болела, я бы сидел тут совершенно спокойно. Тут тихо, цветочки вон под окном. Мороженое на десерт приносят…

— Господин директор, — подала голос Казимира, — а я вам пирожков испекла. С капустой.

— Ах, Казимира, дорогая, тут прекрасная кухня. Впрочем, давайте ваши пирожки. Пригодятся. Я и правда такие люблю.

Расставаясь, все пытались сохранить присутствие духа.

— А где квартира начальника полиции? — спросила Шкатулка мальчишек, когда они все отошли от окон тюрьмы.

Мальчишки засмеялись:

— Квартира! Ой, сказали тоже — квартира! Во дворце! Вы что, разве не знаете, что наш король — по совместительству министр внешних и внутренних дел? Ну так вот, он и считается начальником всей столичной полиции. А руководит всем каждый день помощник. Знаете, усатый такой?

— Знаем, — вздохнула Шкатулка. — Ведите тогда к нему!

— Вон там его дом. На соседней улице. Только он вас не примет, девчонка у него болеет.

— Такая же противная девчонка, как папаша, да? — поинтересовался Марик.

— Не, — ответил младший мальчик. — Туська — она ничего. Только маленькая очень. Три годика. А так хорошая. Смешная. Жалко, что болеет, конечно. Папаша у нее противный, но она же его любит, ты же понимаешь?

— Угу, — пробормотал Марик. Он не понимал.

Увидеть помощника начальника им не удалось. Горничная, услышав, что они пришли к хозяину, замахала руками:

— Не принимают! Никого не велено принимать! Идите, идите, не шумите тут! — И захлопнула перед их носами высокую резную дверь.

Сегодня с утра Казимира уже сбегала к директору, передала всем привет от него и сказала:

— Он спрашивает, не придумали ли мы номер, который дозволили бы смотреть принцессе? И еще, он просил не волноваться: надзиратель сказал ему, что дольше двух месяцев в тюрьме без суда никого не держат.

От слов «два месяца» все пришли в ужас.

Одна Шкатулка была спокойна.

— Вот уж не для того я пришла в цирк, чтоб он сразу же и закрылся. Сидим и киснем, какая в том польза? Я предлагаю вот что: разойдемся по своим углам и хорошо подумаем, что именно каждый из нас может изобразить во славу точных наук. А вечером соберемся и обсудим.

На том и порешили. Хоп повесил тринадцать колец на ветку каштана, Иогансон насыпал мышам крошек и почистил измученному кролику морковку, Флик и Фляк отложили штопку, вернувшаяся из парка Рио-Рита расседлала Душку.

А потом все с сосредоточенными лицами ушли думать.

Один Марик продолжал слоняться по поляне.

«Что бы мы делали без Эвы, — размышлял Марик. — Пока нет директора, все, даже Иогансон, растерялись. А она словно ничего не боится. И все так успокоились, по-моему, даже поверили, что с Эвой мы не пропадем. А там и директор вернется».

Глава четырнадцатая

Про то, как у Марика обнаружился цирковой талант, а Шкатулка открыла ему свою тайну

Мадемуазель Казимира уже в четвертый раз пересчитывала расходы и доходы.

Она сидела за маленьким столиком у окна своего фургончика, перед ней лежали ворохом корешки билетов, контрамарки, счета за овес и колесную мазь, налоговые счета, монетки с профилем короля и бумажные деньги с портретами королевского семейства. Казимира грустно щелкала костяшками счетов, перекладывала бумажки туда и сюда — росла то правая горка, то левая, столбик цифр на лежащем перед ней листочке становился все длиннее, Казимира писала, зачеркивала, снова писала и снова зачеркивала.

Украдкой Казимира смахивала набегавшие слезы. Она очень скучала по господину директору и все думала: «Как он там, в тюрьме, один-одинешенек?» Эти мысли мешали Казимире считать — и она уже пятый раз неверно поставила запятую. На неправильную запятую упала слеза, и запятая превратилась в маленькую синюю кляксу.

Казимира с досадой посмотрела на кляксу. Опять пересчитывать все заново!

Самое главное, что в конце всех расчетов ей надо было определить, какой налог они должны заплатить в городскую казну. С налогами шутки плохи — ошибешься на одну крохотную монетку, пусть даже она так мала, что королевский нос на ней не больше макового зерна, — и случатся ужасные последствия.