Можно было любить конопатую Линду, но она очень уж плаксивая. И с ней толком не поговоришь — вечно У нее за щекой очередная конфета.
Поэтому Марик не любил никого.
Кроме неволшебного дома была еще неволшебная школа.
Там Марик сидел за третьей партой у окна. И его очень хвалила учительница. Она так и говорила:
— Вот, дети, смотрите, Марк — сирота, он воспитывается на деньги, выделенные муниципалитетом, живет в приюте, но как старательно и хорошо он учится! Особенно по математике. Берите с него пример!
Все поворачивались, смотрели на него, и Марику становилось очень холодно от взглядов одноклассников, которые пытались взять с него пример.
Марик краснел и утыкался носом в тетрадку с очередной задачей.
Да, пожалуй, Марик любил только математику.
Считать он научился очень рано. Сперва ему казалось, что цифры — это маленькие чернолапые зверушки. У каждой из зверушек был свой характер. Единица, например, была очень шустрая, гораздо шустрее семерки, и любила кусаться, а вот восьмерка, пушистая и мягкая, предпочитала поспать, свернувшись на солнышке и спрятав нос в лапы.
Потом Марик вырос и начал даже слегка стесняться, что цифры для него как живые, но все равно, когда он решал задачи и записывал правильный ответ, то видел, как его маленькие цифрята сидят аккуратным рядком и посматривают на него с белой страницы радостными и ласковыми глазами.
Гертруда в честь окончания второго класса купила для Марика сборник занимательных задач, и мальчик часами просиживал над ними. Он дошел уже до сто восемнадцатой страницы. А всего страниц в книге было пятьсот шестьдесят.
Когда госпожа Гертруда сказала, что поведет их в цирк, Марик очень обрадовался. Конечно, он знал, что такое цирк, он много читал о нем и представлял, как это, наверное, здорово: и акробаты, и наездники, и дрессировщики, и фокусники, и жонглеры. И клоуны.
— А там будут представлять тигры или львы? — допытывалась у Гертруды Линда.
— Ты вполне можешь взять программку и прочитать список номеров. Привыкай быть самостоятельной, дитя мое, — сухо ответила Гертруда, пересчитывая билеты.
Львов в программе не оказалось, зато были лошадь и собачка.
Линда не сильно огорчилась, потому что, как она по секрету поведала Марику, побаивалась, что тигра или льва в цирке плохо кормят и он выскочит из клетки и как раз Линдой-то и пообедает.
— Ты слишком тощая, станет тебя жрать тигр, жди, — фыркнул Марик.
— Я не тощая, я стройная и изящная, а ты сам тощий! Марик-комарик! Марик-комарик!
— Линда, Марк, замолчали, взялись за руки, мы выходим! — прикрикнула на них Гертруда, и маленькая процессия вышла из дома.
Все цирковое представление Марик просидел завороженный, не отрывая глаз от арены.
Он ждал, когда выйдет клоун.
Дело в том, что в библиотеке Гертруды, среди многочисленных словарей и энциклопедий, однажды Марик отыскал толстенький красный томик с нарисованным на обложке человечком. Человечек был одет в нелепый балахон, а на лице его, разрисованном яркими красками, застыла забавная гримаса. Над головой человечек подкидывал разноцветные шарики.
Это была книга о клоунах. О том, какими они были в древние времена и какими стали сейчас.
Марик был уверен, что клоун — главный человек в цирке. Потому что, как было написано в книге, клоун умеет все: и ездить на лошади, и играть на скрипке, и дрессировать собачек, и кувыркаться — словом, клоун Умеет делать тысячу удивительных вещей.
Но он притворяется, что он ничего не умеет, чтоб всем, кто смотрит представление, было смешно.
Марик ждал клоуна.
И не дождался.
Из разговора госпожи Гертруды с директором он понял только, что на данный момент настоящего клоуна в цирке нет.
А скоро цирк уедет. Может быть, на целый год. И в следующий раз они пойдут на цирковое представление очень и очень нескоро. Наверное, следующей весной. Или даже осенью.
Если, конечно, госпожа Гертруда посчитает эту экскурсию полезной.
После ужина (а к пирожкам с капустой, которые Ниса приготовила на ужин, Марик от огорчения почти не прикоснулся) он пошел в свою комнату, взял лист бумаги и цветные карандаши.
Госпожа Гертруда, зайдя пожелать спокойной ночи, увидела, что Марик нарисовал портрет клоуна — с торчащими во все стороны рыжими волосами, смешным носом и веселыми глазами — и повесил его на стену, прямо перед кроватью. Клоун на портрете был в пестрых широких штанах на лямках и белой рубахе.
Гертруда выключила свет, постояла полминуты посередине комнаты в нерешительности, а потом присела на край Мариковой кровати.
— Марк, ты огорчился, что в цирке не было клоуна?
— Да, немного, госпожа Гертруда, — ответил Марик, пряча от нее глаза.
— Знаешь, что я думаю, Марк? Я думаю, что ты уже большой мальчик. И что тебе надо поменьше переживать из-за ерунды, а побольше думать о своем будущем. Побольше заниматься математикой. Может быть, если ты победишь на общегородской олимпиаде по математике, тебя пошлют в столицу, в специальную школу для одаренных детей. Там учится даже сама принцесса… Ты понимаешь, что это значит? Какие блестящие перспективы откроются для тебя? Ведь ты сирота, а возможности нашего муниципалитета не безграничны. Вот сегодня ты не занимался, а рисовал какую-то бесполезную картинку. Надо учиться, Марк, надо быть прилежным. Ты согласен со мной?
— Да, госпожа Гертруда, я буду заниматься, — по-прежнему глядя в сторону, ответил Марик.
— Ну хорошо. — Гертруда наклонилась и приложилась сухими губами к его лбу.
Когда Гертруда вышла из комнаты, Марик вскочил и, стараясь не шуметь, снова достал карандаши. У ног клоуна он нарисовал большую черную лохматую собаку.
Вот теперь получился совсем настоящий клоун.
Марик снова улегся в постель и, пока не уснул, все смотрел и смотрел на своего настоящего клоуна.
Июньская светлая ночь стояла за окнами, темнело медленно. А когда в комнате стало совсем темно, так, что портрет клоуна с собакой было уже не различить на стене, Марик наконец уснул.
Глава пятая
Про то, как ослик Филипп провел день на городской площади
Никто не любит делать однообразную работу. Есть даже такое выражение «ходить по кругу» — это значит бессмысленно повторять свои старые ошибки. Но куда деваться, если это обязательная часть твоей жизни — ходить по кругу?
— Доброе утро, Филипп, — сказала мадемуазель Казимира и протянула ослику Филиппу морковку. — Как поживает твоя нога?
Дело в том, что вчера вечером ослик Филипп снова украдкой начал тренироваться брать барьеры. Ведь все скаковые лошади умеют прыгать через барьер.
Ослик верил в терпение и трудолюбие. Если научиться делать все, что умеют скаковые лошади, то станешь именно скаковой лошадью. А как же иначе?
В мечтах ослик видел афиши цирка, где будет написано: «ВЫСТУПЛЕНИЕ СКАКУНА — ОСЛИКА ФИЛИППА», грезил ведомостью, по которой выдают жалованье, с надписью «Филипп, скаковой конь». И, может быть, он даже примет участие в ежегодных королевских скачках и займет там… нет, не первое, но и не последнее место.
Трибуны будут скандировать: «Фи-липп! Фи-липп!», но на финише он благородно уступит лавры первенства снежно-белой кобылке Льдинке из королевских конюшен. Ослик однажды увидел ее на фото в газете, и с тех пор сердце его при воспоминании о Льдинкиных карих глазах сладко замирало… Потом они с Льдинкой будут стоять рядом и принимать поздравления, и…
А пока надо учиться. Тренировался ослик почти тайно, так, чтобы не привлекать внимания. Нет, над ним не смеялись, не запрещали учиться чему-то новому, просто Филипп был застенчив и боялся, что за его спиной все будут снисходительно улыбаться.
Однако вскоре после начала тренировок ослик поцарапал живот об изгородь, когда пробовал через нее перепрыгнуть. Об этом узнал господин директор и сказал, чтобы впредь Филипп постарался обходиться без травм. Филипп очень старался, чтоб без травм, но вчера неудачно прыгнул и повредил колено. Мадемуазель Казимира привязала на ночь к ноге компресс, однако к утру ослик все еще продолжал хромать.